«Только когда речь идет о крови, тебя воспринимают всерьез»

“Каждый раз я думаю: во что я, черт возьми, ввязался?”, — говорит фронтмен группы Amenra Colin H. Van Eeckhout где-то в середине разговора. В этот момент уже неясно, говорит ли он о музыке или о татуировках, потому что (он одинаково сильно бросается и в то, и в другое.) Свидетели: его кожа и поражающая, как удар молотом, пластинка “Mass VI”.

Фото: Alexander Meeus

“Что означают ваши татуировки?” — это самое большое клише, которое можно спросить у фаната чернил. Но для фронтмена Amenra, Colin H. Van Eeckhout татуировки это больше, чем украшение тела. “Мы часто работаем с психологией и физической болью, а также с готовностью пойти на жертвы или принять их ради того, к чему вы серьезно относитесь. Эта мысль создает связь между миром татуировок и хардкорной сценой, из которой происходит Amenra. Например, наш тату мастер в Германии однажды набил на трех спинах наш символ во время шоу. Ритуал, который имеет смысл, мы все знаем звук иглы. В тихих проходах мы слышали это жужжание и чувствовали: хорошо, сейчас кто-то страдает также, как и мы.”

С новым Mass VI, их шестым альбомом, кортрейкцы продолжают фокусироваться на страданиях. Посмотрите их живые выступления: раздирающие крики сочетаются с торжественной тишиной. “Недавно в Америке мы играли два концерта, после первого парень набил себе тату и вернулся на следующий день. Я думаю, что это невероятно, что мы можем произвести впечатление на кого-то своим выступлением, что он хочет, чтобы наш символ был на его теле до конца дней. Моя реакция такая: я сделаю все возможное, чтобы никогда вас не разочаровать. Я думаю, что это то, к чему нужно стремиться.”

Alle gewicht in de schaal

Самая яркая и характерная татуировка Van Eeckhout, находится на спине. Это смесь нескольких символов, древнегерманской руны Альгиз и перевернутой виселицы. Этот символ смерти также играет важную роль в Mass VI: триггером для записи альбома стала смерть мамы барабанщика Бьерна Лебона. “Так произошло, потому что для нас она была фантастической женщиной”, — говорит Van Eeckhout. “Для нас это всегда вопрос ожидания, пока мы не получим достаточно ран, чтобы написать об этом музыку. Мы не ищем это, а просто позволяем времени сделать свое дело. И в какой-то момент мы бросаем все силы в это уравнение.”

На Mass VI это приводит к песням, которые кажутся литургией по мертвым. “Solitary reign”, “Plus près de toi”, вызывают мурашки на коже, пронзительные крики Ван Экхаута сочетаются с почти нежным шепотом. “Разве не так ощущаются похороны? Ты сидишь там, безмятежный снаружи, но внутри бушует буря. Мы пробуем это в нашей музыке: печаль - это бомба, которую нужно уметь взорвать.”

Увлечение смертью у Van Eeckhout появилось после смерти его отца. Он понял, что большинство мужчин в семье не доживают до 50 лет. “Чтобы внести ясность, я думаю, что это очень плохо. Мне было 25 лет, когда я стал адептом straight edge — я не ем мясо, не употребляю алкоголь и не курю, в тихой надежде, что это дарует мне билет в более долгую жизнь.”

Но на сколько тогда уважительно, изводить свое тело иглами? Или подвешивая свое тело на крюки для мяса? Или удаляя соски хирургическим путем? “В этот момент я вижу свое тело как холст, на котором можно рассказать историю, указывающую на относительность физического. Может показаться, что вы не сможете справиться с этой болью, но ваше тело способно справиться с ней. Я рассматриваю эти соски как что-то философское, друг художник залил из эпоксидной смолой и украсил серебром. Теперь у меня есть две части меня, которые я могу отдать своим детям.”

“Так со многими вещами, когда речь идет о крови, тебя воспринимают всерьез. Мне нравится играть с этим, когда я стою на сцене и кричу, а из моего лица хлещет кровь, люди воспринимают меня немного серьезнее, чем когда стою за треногой. Я также пою о крови, шрамах и ранах, если это не является частью вашего мира, то вы и не должны этого делать.”

Итак, Amenra ищет боли, от иглы, на сцене и в голове. Кажется, что у Van Eeckhout зависимость от эндорфинов. “В конце концов, мы ищем опьянение, которое делает вас сильнее, чем предполагает ваше тело. Как человек, потерявший ногу во время взрыва, но не чувствующий боли из-за шока. Если на шоу Amenra все пройдет хорошо, вы тоже почувствуете эту неуязвимость. 

NEW DEAL

Фото: Alexander Meeus

“Моей первой татуировкой был круглый логотип скейтерского бренда New Deal на груди. Когда мне было пятнадцать, я думал, что это круто. Это часть моей эволюции как человека, потому что благодаря скейтбордингу, я познакомился с хардкорным движением и панком, кроме того, вы буквально учитесь методом проб и ошибок. Но это не имеет ничего общего с болью и самопожертвованием, тогда я еще не страдал.”

СПИНА

Фото: Alexander Meeus

“Это сочетание разных символов. Todesrune [Totesrune - древняя германская руна мёртвых. Фонетическое соответствие "R". Руна подземного мира, Хель. Её можно использовать для связи с мёртвыми. Форма руны символизирует корни Иггдрасиль.] , это древнегерманский знак смерти, потому что смерть оставляет печать на моем видении жизни. Молот тора, который мог двигать горы, словно щит для меня. Крест Тау, первый крест, который использовался для распятий. И перевернутая двойная виселица, чтобы сделать опасное устройство непригодным для моих двух детей. Он большой, но для меня много значит. (непереводимая игра слов)”

ЛАДОНИ

Фото: Alexander Meeus

“На ладонях у меня инициалы моих родителей, потому что все, что я могу делать, все благодаря им. Однако, когда я набивал их двадцать лет назад, я не знал, что нужно бить глубже, потому что они стираются быстрее, чем другие части тела. С более поздними инициалами, моих детей и жены, я не совершил этой ошибки. Я набил их, когда мы уехали в тур больше, чем на месяц. Как напоминание, убедись, что ты не слишком далеко от дома и не забывай суть всего.”

АНГЕЛЫ И ДЕМОНЫ

Фото: Alexander Meeus

“Начиная с голеней и до спины, располагаются несколько существ, снизу вверх. Постепенно они распадаются на ангелов и демонов, у одного есть рога, другой бесполый. Это вечное клише татуировок, все всегда заканчивается добром и злом.”

ЯЗЫК АНГЕЛОВ

Фото: Alexander Meeus

“В некоторых местах у меня есть фиванские знаки. “Прошлое” на моей левой руке, “будущее” на правой, мой торс это настоящее. На ребрах у меня знак “конец”. А на ноге у меня отрывок из нашей песни “Silver needle/golden nail”: “Я буду бить тебя без гнева и выжму слезу из под твоих век”. Фиванский, вымышленный язык ведьм, он должен быть перевернут, чтобы ангелы могли его прочесть сверху. Но за моим выбором не стоит великая философия.“

“Мои соски были удалены и украшены художником серебром. Теперь у меня есть две части меня, которые я могу отдать своим детям.”