AMENRA как парресиасткие защитники своего я

Опубликовано 14 июня 2020
Этот материал был переведен на русский язык. Источник — Google Docs (Андрей Попов)

Неофициальный перевод текстовой части издания “AMENRA (2009—2014)”

 

 

О, аттическая форма! Прекрасное положение! 
С переплетением Мраморных мужчин и девиц украшенная 
С лесными ветвями и протоптанной травой 
Ты, безмолвная форма, дразнишь нас из мысли 
Как вечность: холодный пастораль! (строки 41-45)

Когда старость разорит это поколение
Ты останешься среди другого горя,
Чем у нас, другом человеку, которому ты говоришь
«Красота есть правда, правда — красота» — это всё.
Что вы знаете на свете, и всё, что вам надо знать (строки 46—50)

— Джон Китс. Ода к греческой вазе, май 1819

 

Содержание:

 


 

Майк Кеирсбилк

 

Я БУДУ ЛЮБИТЬ И НАПРАВЛЯТЬ:

AMENRA КАК ПАРРЕСИАСТСКИЕ ЗАЩИТНИКИ СВОЕГО Я

 

Бельгия оказалась благословлена появлением уникальной музыкальной формации: Аменра – коллективом, который собрался по началу в городе Кортрейк (запад Фландрии), а сейчас базируется в Генте (восток). Начиная с ее дебютного релиза, альбома Месса 1, в далеком 2003 году, группе Аменра получилось распространить свое уникальное и идиосинкразическое звучание далеко за пределы места рождения. Несмотря на расширившуюся популярность, их подход к подаче материала, к его продвижению – все также спокоен, если не сказать, минималистичен, смиренен, самоуничижителен, ведет к отшельничеству. Более ясно это можно описать, как путь намеренного провоцирования слушателя на реакцию ужаса. Это достигается использованием образов смерти, тяжелых ран, странно подобранных фигур в лирике и художественном оформлении группы – все с одной целью: поставить вопрос персонального существования индивида на грань о пределах его возможностей. Музыка является основным звеном, которое и порождает в итоге эффект катарсиса, эмоционально преображающий любого, с ним соприкоснувшегося. В этом отношении, здесь можно даже найти связь философии группы с юнгианской концепцией «метанойи»: опыта полного и законченного «пробоя», «ментальной аварии», которая следует в окончании процесса, в котором слушатель «перестраивается» в приспосабливающемся под него ключе. Воистину: за кульминациями в композициях Аменра уживается целый космос источников влияний и впечатлений.

Есть один аспект, особенно выделяющийся для меня – это, казалось бы, всего один нюанс, но настолько интересный и важный, что я буду исследовать его в этом эссе особенно глубоко. Он связан с кажущейся парадоксальностью внутренней природы группы, ее «модуса операнди». Дело в том, что практика того, что делает Аменра (даже, если это происходит и не намеренно), обладает устойчиво явным постмодернистским оттенком в художественном плане. В частности, это проявляется в том, как компонуются и стилизуются межтекстовые отсылки из разных идейных источников: от религиозных течений до свободного масонства; а также в их «иронической» и «игровой» манере. Этот постмодернистский подход скорее чувствуется интуитивно, нежели намеренно, поэтому скорее всего представляет собой лишь поверхностную оценку. На самом деле, чтобы оказать должный эффект на слушателя, Аменра не связывает себя с какой-либо конкретной философской или религиозной идеологемой – ни с постмодернистской, ни с какой-либо еще. В отличие от настоящих типично постмодернистских уловок, практика Аменра кажется куда более аутентичной, внутренностно ощущаемой, сердечной и искренней, светлой. Более того, это выражается во всей эстетической подаче группы – чем бы она не занималась вне сцены. Аменра – это больше, чем рядовая группа индивидов, которые обычно собираются просто «поделать музыку»; это коллектив, который с помощью музыки привносит в жизнь других людей пример из собственной жизни – это проповедь о собственном образе жизни. Так что эта банда – куда о большем, чем в очередной раз собраться сварганить пару веселеньких мелодий. Вместо этого мы имеем коллектив с неподдельным стремлением связать вечные образы человеческой утраты и надежды, что и дает музыке Аменра необходимые страсть и интенсивность.

Вместо типичного желания «жить в шоколаде», Аменра хочет пронзить насквозь саму суть вещей, приоткрыть «пещеру Платона». Они хотят открыть истинную природу вещей, ведь в правде познается множество вещей: красота, надежда, и что еще важнее – осознание себя. Эта духовная практика – не постмодернистская; вернее сравнить ее с той, что была во времена Древней Греции. Готов поспорить, и ниже я буду это доказывать, что Аменра на самом деле практикуют порядки и традиции «говорящих правду», или парресиастов.

В этом эссе сперва я определю некоторые важнейшие источники, повлиявшие на становление практики Аменра – для того, чтобы удостовериться, что концепции «парресии» и «заботы о себе» (в терминах Мишеля Фуко) – действительно ключевые для нее. Далее, я проведу контекстуализацию этих концепций, тем самым объяснив, как религиозные институции включали в себя практику «высказывания правды». Получив стимул из этих объяснений, я продемонстрирую, как Аменра высвобождает эту парресию из зависимости от любых современных институций и возвращает ее в форме истинной «заботы о себе», в той самой, в которой древние греки исповедовали «проговаривание правды». В заключение я проведу анализ всех альбомов группы (от «Месса 1» до «Месса 5») и покажу, как я вижу эволюцию парресиасткого высказывания Аменра в пределах выстраивания их «заботы о себе».

 

РЕЛИГИОЗНЫЕ СООТВЕТСТВИЯ

 

Для Аменра, вдохновленной подходом Ника Кейва к написанию текстов песен, слова – не просто частицы отражении реальности, они – сама претензия быть этой реальностью. Вот, как это иллюстрирует Кейв в своем анализе сущности композиции «The Love Song»:

Песня о любви – это звучание наших усилий стать богоподобными, звук нашего стремления возвыситься над всем, что связано с земным, заурядным и посредственным. Я рассматриваю это звучание грустным. Это гул печали, как она есть.

 

Такое понимание тесно связано с тем, что португальцы называют «саудади» - необъяснимым чувством тоски, загадочным состоянием души, и оно очень точно подчеркивает суть дуальности Аменра. Музыка, лирика, арт группы – все это подчеркивает не только тему печали, но и элементы какого-то долго длящегося острого переживания, необъяснимой светлой тоски по чему-то. Тем самым, действительно, совпадая с тем, что пишет Кейв, неважно насколько мрачны сама музыка или лирика конкретных композиций группы: в восприятии всего продукта группы чувствуется желание быть перенесенным от тьмы к свету.

По мере того, как Кейвская интерпретация «саудади» становится очевидной, подобный подход к характеристике музыки Аменра находит соответствующую подсказку и в Библии. В конце концов, «Песни о любви» - это звучание наших усилий стать богоподобными, «оказаться тронутыми рукой, не принадлежащей нашему миру» (Кейв 2007: 7). Но существуют и Библейские Псалмы - по своему предназначению они имеют самое прямое отношение к выражению связи между человеком и Богом. Можно даже сказать, что Псалмы буквально пропитаны саудади: темы отчаяния, одиночества, насилия, жестокости и тоски имеют там особое значение, как объясняет Гарри Питер Назути. Псалмы нельзя назвать типичными представителями информационного жанра, то есть литературой, просто сообщающей нам какую-то статичную информацию; напротив, они являются живым инструментарием внутреннего преображения: в них опыт трансформации не только доносится на примере рассказываемой чужой истории, но и посредством них она возможна в реальном времени – непосредственно для того, кто их напевает. Если быть более точным, то с читаталем (певцом) Псалм должна произойти интернализация внешнего объекта, о котором говорится в Псалме, реконструирование его своего собственного личностного опыта в соответствии с напутствием, которое дается об объекте повествования Псалмы. 

Чтобы слушатели могли достигать готовности исследователь свое внутреннее я и интернализировать послание Аменра, музыка группы в большой степени состоит из повторяющихся гудений, вводящих слушателя в состояние, подобное трансу. Не заимствуя музыкальные темы Псалмов, гудения Аменра вполне соответствуют их форме, размерности, трансформируя их в новую музыкальную побуждающую в транс структуру. Взамен мирры Аменра, в духе того, как когда то это делала группа Tool, дает аудитории тональность своих композиций, выступающих не менее действенным инструментом для достижения высшего плана (McIver 2009: 184).  

Чтобы передать слушателям Западно-Христианский идеал самопреобразования, Аменра использует палитру музыкальных идей из африканских, южно-американских и азиатских религиозных и обрядовых практик. Это приводит к эффекту вызова состояния шаманского транса, которое повергает каждого отдельного члена аудитории Аменра в индивидуальное духовное путешествие сквозь себя (Rouget 1985: 17-29).  Особенностью этого путешествия является то, что Аменра выводит за пределы рационально-мыслительного осознания своего внутреннего я и дает возможность начать чувствовать его интуитивно, чувственно. Тем самым, “терапия” Аменра достигает отмены дихотомии “тело против душа”, которая мучила многие поколения религиозных мыслителей от доаристотелевской эпохи сквозь эпоху Декарта и до современных философов (Peters 1995: 1-9). Словно спасая душу из божественного осмоса, Аменра представляет и душу и тело частями одного целого я. Вдохновленный норвежским фрик-арт перформером Хаввэ Фьеллом, а также религиозными практиками, исполняемыми среди южно-индийских индусов и северо-американских индейцев племени мандан (Fjell 2003: 116), вокалист Аменра Колин Х. Ван Ээкхаут (далее - “КХВЭ”) подвесил себя на крюках для мяса в позе распятого Иисуса Христа - эта сцена оказалась кульминацией концерта группы 23 октября 2009 года в городе Кортрейк и навеки запечатлена на DVD (Amenra 2009). Конечно, определенные реминисценции этой сцены могут быть найдены и в религиозных практиках самобичевания и ежегодных казнях на кресте, проводимых в республике Филиппины (Gripaldo 2009: 111-139). Образ КХВЭ, подвешенного на крючьях, пронизывающих его тело, служит прямой иллюстрацией вершины опыта Аменра, что слушатель может испытывать. Это проявляется в том, что громкая повторяющаяся музыка заставляет аудиторию впасть в транс, идеально погружая ее в интроспективное, чувственное вневременное состояние, а страшный, повергающий в ужас образ тела КХВЭ, болтающегося на крючьях, резко возвращает к переживанию неуютного материального настоящего. И сцена, и музыка, и текст композиции усиливают представление о боли, заключенной в КХВЭ, позволяя ее прочувствовать как свое сильнейшее собственное переживание. Катартический эффект усиливается грубый эффектом лицезрения беззащитной массы, приводящим аудиторию к переживанию состояния одновременно как ментальной, так, возможно, где то и физической боли. Ощущение чужой боли как своей собственной открывает шлюз к осознанию более высокого плана. На этом моменте группа вырубает свет, музыку и резко обрывает свое шоу, отправляя аудиторию домой в состоянии “повышенного” осознания, приоткрывая ей, тем самым (если та достаточно раскрылась в процессе) ценный духовный инсайт и новую внутреннюю силу. Пытаясь определить этот эффект группы, лидер формации Tool Адам Джоунс, служащий живым вдохновением для Аменра, назвал его “Лэкримологией”.  Это философия противоречивых отношений человека с самим собой, это персональная боль, которая живет в каждом индивидууме. Это то, что вырывается на поверхность, несмотря на все существующие в мире типичные меры урегулирования, вроде мотто “Ты должен прийти к себе, начать делать что-то самостоятельно” (McIver 2009: 47), всевозможных церквей, психотренингов по самосовершенствованию типа “21 шаг на пути к себе”, которые, являясь производными продуктами тех или иных коллективных организаций, оказались недостаточно хороши для настоящего обращения к истинным проблемам индивидуальной сущности. Поэтому Аменра не может идентифицировать себя с понятиями пастора, духовного наставника или более мудрого друга, имеющего особый доступ к правде. Принципиальная установка группы в этом аспекте заключается в том, что ни одна персона, кроме той, что решилась искать правду, не может указать ей путь “как правильно”, даже если это является искренне дружеским интересом - потому, что только эта персона может представлять свои индивидуальные особенности и отчетливее всего представлять, что лучше для нее (McIver 2009: 62). Группа может предложить индивиду лишь небольшое напутствие тем, что пытаются воспринять под правдой ее члены сами, и индивиду решать: быть ли ему на этом пути мессией самому себе, или не быть.

 

МАСОНСКИЕ СООТВЕТСТВИЯ

 

Теперь, когда мы точно выяснили, что группу Аменра и ее расширенное объединение под названием “Церковь Ра” точно не стоит оценивать как “религиозная секта”, “культ”, можно попробовать найти другой подход к расшифровке их значения: скажем, назовем это братством, занимающимся инициированием своей аудитории при помощи каждого своего шоу или альбома в свою философию. Мой выбор термина “инициированный” в данном аспекте не является совпадением. Использование Аменра достаточных аспектов спиритуальности и околорелигиозных ритуалов в определенной мере соотносимо с масонством. Исторически, масоны - как рыцари святого креста - являлись субъектами мистической, почти что эзотерической интерпретации Библии (Buck 1897: в различных местах). Они веровали, что их молитвы сумеют открыть душу, поэтому духовное присутствие пронизывало их деятельность (Van Brabant 2006: 11). Чтобы достичь этого открытия души, различные школы масонства сумели вместить в свою практику древние мистические обряды и церемонии со всего мира - от египетских и древнегреческих до иудаистских (Leadbeater 1998: 1-13). Предназначением этих заимствованных обрядов служила помощь индивиду в вырывании из оков его собственного мирского “подземелья” и возврата к собственной сущности. Инициация в масонство означала церемонию приобретения права прохода индивида из его мирского состояния на уровень божественных явлений (Van Brabant 2006: 13). Обряды и ритуалы использовались для проникновения на скрытый уровень истинного в индивиде с целью приоткрыть ему его сущностную и экзистенциальную природу (Van Brabant 2006: 17). 

Дихотомия между светом и тьмой, являющаяся, как мы выяснили выше, для сеттинга Аменра ключевой - это наисильнейший элемент и в масонстве. Существует постоянное преобразование света в тьму: люди “оставлены во тьме”, но в какой то момент начинают распознавать, что свет существует и оставлен внутри “себя” каждого из них, и это начинает вести их по-иному, преобразуя тьму вокруг себя  - тем самым происходит постоянная борьба тьмы и света. Человек способен зажечь искру огня в темноте окружающего его мира, но только после культивации, “возделки к свету” собственного “себя” (Van Brabant 2006: 60-61). Вступление в братство Аменра означает тот факт, что человек согласился принять приглашение к духовному паломничеству к себе и полностью осознает, что та персона в нем, которая вернется из этого странствия, уже никогда не будет той, которая туда отправилась. Подобно тому способу, которым библейские Псалмы стремились интернализировать свои послания для читателей и выстроить для них новую реальность - нового себя, духовное паломничество, которое заводит для слушателя Аменра, будет являться идеальным примером прихода к себе, вскрытия внутренней личностной правда. При этом, эта правда, этот внутренний свет, не идут от слова Божьего. В этом отношении, Аменра освобождает себя от очередной “еще одной” священной правды, обычно накладываемой на паству очередной религиозной системой ВМЕСТО оказания людям помощи в нахождении пути к собственным внутренним я. С каждым концертом и альбомом, фаны группы все больше входят в пространство своего рода ницшеанской эзотерической эсхатологии самокультирования, самопреодоления и самопрощения (Van der Braack, 2004). Эсхатология, которую распространяет Аменра, действительно подобна той, как Ницше распространил в своем труде “Между Добром и Злом” (2003 [1886]), очистив от любого божественного окраса и зарядив светским пониманием морали. Как следствие его идеи, выходит такой посыл, что вся предельная судьба человечества заключена в пределах каждого из его представителей - индивида (Ausmus 1978: 347). Таким образом, Аменра разворачивает весь объем искусства вольного масонства на чувства и сознание ободренных ею слушателей, выводя его на более глубокий и персонализированный уровень, даря осознание мудрости, красоты, силы и скрытой природы себя в пределах их телесных оболочек.

 

АМЕНРА И ЗАБОТА О СЕБЕ

 

К этому моменту, я надеюсь, мне уже удалось разъяснить, что практика Аменра, хоть и исходит из целого спектра религиозных и философских практик, течений, духовности и ритуалов, но очищена от каких-либо божественных установок. Акт нахождения истины в себе более не требует верования в высшую сущность. Возможно даже, что Аменра стремится приоткрыть путь, в соответствии с которым индивид научится понимать, что сила в его душе заключена не в обращении к чему то свыше, а в обращении к познании себя. Идеал, который стремится донести искусство Аменра, резонирует с тем, что Мишель Фуко описал в своих последних работах как концепция “заботы о себе”.

Философская практика Фуко - одна из определяющих технологий выхода к себе. Она означает процесс человеческой субъективации. Чтобы прийти к его описанию, Фуко потратил значительное время своей карьеры, анализируя, как люди становятся субъектами. Он разработал свой концепт “заботы о себе”, когда он приступил к созданию своего последнего значительного труда “История Сексуальности” (3 тома, 1976-1984). Эдвард МакГушин объясняет значение этого термина таким образом:

Забота о себе - это деятельность по философской трансформации, становлению на “путь истинный”, превращению человека в нечто большее. Она сопротивляется любым формам власти, которая структурирует наш путь восприятия пространства и времени, наши тела и сознания. В частности, последняя фаза размышлений Фуко в его работе, приоткрывает возможность этики самопознания в терминах заботы о себе (...). Это поворот не к замыканию в себе, а наоборот, скорее, по направлению к миру, со всей сложностью сети отношений, практик и знаний, что в нем присутствуют, через выработку манифеста - “кто есть я” для этого мира и “кто есть я” для себя через него. Это также поворот к себе как материалу, который должен быть опознан, огранен и превращен во что то новое, как цель, которая должна быть достигнута, и как практика, которая долгими годами артикулировалась в философских теориях, моделях, путеводителях, техниках. И что самое важное, подобное преобразование себя связано с заботой о нахождении в себе правды, правдивости, верности и точности в ее осмыслении [McGushin 2007: XXI].

При помощи своего нового концепта, Фуко развил практики определения и нахождения правды в новом ключе. В своих ранних работах он анализировал, как производство правды коррелирует с отношениями субъекта и структур власти. К примеру, на материалах о том, как понятие безумия возникло и развивалось в европейской социальной традиции со средних веков и до восемнадцатого столетия (Foucault, 1961). Теперь, с подходом “заботы о себе”, Фуко стал определять практики правды в пределах самого субъекта. Ключевым моментом в пределах этой заботы и стала паррезия.

Фуко упоминал двойное значение парресии. В первом оно носит политический смысл. Политическая парресия - это режим откровенного вызова, проговаривания альтернативной позиции против властности и ее структур. Во втором значении, парресия может быть этической или философской. Этот режим разговора о правде отличается от первого (политического) значения, напрямую соотносится с “заботой о себе”:

Цель (ее) - в преобразовании индивидов:- как тех, кто говорит, так и тех, кто слушает. Упоминание парресии, особенно в ее философском значении, дает нам вызов в переосмыслении концепции правды 

— McGushin 2007: XXI

 

Эта этическая парресия дает индивиду великую свободу. Она дает силу одному индивиду произносить правду в полном вопреки доминирующим структурам власти. Это своего рода посвящение в непоколебимость невысказанной правды не имеет никакой изначальной политической цели (типа установки изменить властные структуры общества). Этическая парресия направлена прежде всего на побуждение к трансформации индивидом самого себя, а также его ближайшего окружения. При этом, вряд ли нужно рассматривать ее как форму персональной анархии. Напротив, этическая парресия ведет к форме выстраивания самостоятельной дисциплины. По сути, она является режимом самоуправления человека, а также моделью управления другими людьми. Тимоти О’Лири высказывался об этом в терминах искусства:

(..) Этика Фуко может быть охарактеризована как искусство духовной свободы: и задача его  - как сформировать свободу в одном человеке, как придать его жизни эту спаянность с осознанием стремления к ней, как побудить его передавать это стремление к другим - похожа на ту, которой может руководствоваться хороший артист, знающий, что в его образе, который им воссоздается, по-прежнему не хватает завершенности

— O’Leary 2002: 170

 

Итак, этическую парресию можно рассматривать как искусство в том аспекте, когда оно служит как идеал, который необходимо непрерывно искать для воплощения. Человеческий субъект имеет набор норм жизненного обустройства и должен  постоянно заботиться о его поддержке. Это означает, что субъект будет стремиться вести свою жизнь в качестве исполнения квеста на поиск правды, к которой нужно прийти, такой вот образ этой жизни. Джон Рэнсом объясняет это таким образом:

Ключ к персонально-поэтическому отношению философа не может быть сведен к тем идеям, которыми он напитывается и которые распространяет, а в философском отношении к бытию в проживании его собственной жизни, в его особенном этосе.

— Ransom 1997: стр. 174

 

Паррессиаст должен проживать жизнь постоянного стремления, получая истинное удовлетворение и удовольствие лишь в найденных аспектах правды. По большому счету, эта практика поиска правды действует одновременно и как бесконечное совершение акта “не лгать”. Рэнсом продолжает: 

Мы говорим о правде как быть человеческим индивидом. Акт парресии заключается в постоянном задавании и получении ответа на один и тот же вопрос: “Какой тип индивида готов поместить себя в условия значительной опасности, произнося правдивое изречение? По всей видимости, это такой индивид, который способен не только выстраивать мост между собой и правдой в конкретных высказываниях, типа “Дионис - это тиран”, но и в целом жизнь которого можно было бы охарактеризовать как “правдивая”. В этом более позднем звучании, термин “правда” ближе к идее независимости и даже аутентичности: подобный индивид выстроил собственную “я-правду” как нечто, что не может быть изменено никакими другими доминантами из вне. Именно это отличает фальшивое свойство тех подхалимов в окружении Диониса, которые обвиняли его в тирании, основываясь на лжи.

— Ransom 1997: стр. 164

 

Таким образом, не столько заявления и утверждения парресиаста рассматриваются относимыми к правде, а сколько сам утверждающий и его интеллектуальная воля по жизни быть независимым от доминантных структур общества.

Самонормализация парресиаста была придумана в Древней Греции. Фуко применял Диогена в качестве высшего примера парресии. Диоген хорошо известен как философ кинетической школы, живший в большой бочке в Аффинах. Он дал клятву жить в бедности и высмеивал все авторитарные явления и фигуры того времени. Он любил часто шокировать свою аудиторию своей принципиальностью к доминантным структурам, но Фуко доказывает, что Диоген делал так не изза праздности, а в связи с необходимостью жить в гармонии с собой. И в рамках этого процесса он не столько провоцировал людей, сколько давал толчок к тому, чтобы они задумались и стали менять и свои жизни к более праведным [Foucault 1985: 26, 44, 53 ]. Этот аспект этической парресии подмечает кардинальный пункт в понимании Аменра как группы индивидуалов, действующих в пределах данной традиции. МакГушин так аргументировал в отношении того, как парресия, представляемая в таких рамках, влечет за собой свободу из структур власти:

Эти практики были не столько как средства подчинения индивидов к оценке их объективной экспертностью (доктором, психиатром, психоаналитиком, священником), сколько субъективации - наставлению индивидов по их собственным траекториям выработки способности управлять самими собой в жизни.

— McGushin 2007: p.97

 

Парресиаст работает с собой не как тот пациент, навязывающий свои проблемы на диагностирование и лечение врачу или священнику; и не как тот доктор, который укажет себе сам как для пациента на типовые способы разрешения препятствий, которые он порекомендует и другим таким же пациентам. Он действует с самим собой всего лишь как проводник, стремящийся привести путника к источнику знания о себе и получению гармонии с самим собой, тем самым подталкивая на путь к освоению самоконтроля и самоуправления. Из этого следует, что если кто то оказывается способен к управлению собой, то он же может выступить как парресиаст и для другого, направляя на пути к поиску его собственной правды. Подобные рассуждения об этической парресии могут быть с полным правом отнесены и к практике коллектива Аменра, поскольку она определенно подталкивает индивида к обретению своей собственной правды и силы. Аменра - это больше, чем просто коллектив музыкантов. Это братство родственных душ, которые живут своей музыкой, как со своей родной сестрой. Музыка для них - это не средство, а образ жизни, заключающийся в поиске внутренней правды и силы. Аменра способна бросить слушателю вызов, ошеломить его (сквозь интенсивную визуальную составляющую образа или громкие вспышки шума), но как и подобно Диогену, цена шока заложена в “стоимость” конечной ценности при полном погружении в то, почему это так устроено. Аменра провоцирует индивида войти в такое душевное состояние (подчас в которое по иному и не войдешь так просто), в котором он будет способен найти гармонию с собой через осознание для себя внутренней правды.

 

ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ ЗАБОТЫ О СЕБЕ

 

Сила парресии может быть ценным средством для задач по выработке у людей способности управлять собой. Религиозные институции, типа Христианской Церкви, чья главная озабоченность - наставление человеческих масс на путь спасения души, давно открыли для себя потенциал фигуры парресиаста. Они присвоили концепцию парресиаста и приукрасили его образность, что может соответствовать ему внешне, в виде духовного наставника, Христианского пастора. Правда, вместо следования идее наставления на путь поиска правды, который индивид должен найти и пройти сам, подобное использование парресии трансформировалось в идею конфессиональных и толковательных ритуалов/практик. Пастор проводит идею заботы о себе для каждого индивида через заботу о каждом в составе группы, через заботу о “стаде заблудших овец”, которых нужно привести к душевному спасению [McGushin 2007: с. 196]. Доходит до того, что пастор имеет право прямого вмешательства в личную жизнь персоны с целью перенастройки ее на ежедневное следование по нужной ему траектории [Mooren 2011: с. 47]. Эта форма сопровождения и сегодня играет колоссальную роль, поскольку именно она во многом повлияла на современные идеи управления в социуме, в том числе и правительственного. Как объясняет Рэнсом:

Для получения доступа к этому внутреннему виду знания, для погружения объекта в состояние масштабной самопроверки и приведение его в режим послушания, пасторы выставляют соответствующий “счет” через практику проведения исповеди. Объединенная с постоянной потребностью государства понимать “разрез” жизни подконтрольного ему народонаселения, пасторальная власть доказала со временем, что она служит центральным элементом в конфигурации понятия “власть” в эпоху “модерн” в целом.  

— Ransom 1997: c. 88

 

Трансформация Христианской Церковью идеи парресии в собственное услужение выразилось в реализации ряда мощных стратегий управления человеческим поведением. Это привело к эволюции политических понятий, кульминацией которых в XVIII веке стала идея “современного государства” [Mooren 2011: c. 71], которое в свою очередь привела к далеко-идущим последствиям производства правды и ее связи к структурам и институтам власти как таковой.

Когда институциональный корпус присвоил функционал парресиаста, его структуры взяли на себя ответственность за направление в человеке развития “заботы о себе”, заботы о других, и в целом стали регулятором правды в повседневной жизни.. Истинную парресию и ее “проповедников” оттеснили на обочину разномастные жрецы, богословы, миссионеры веры, мистические поэты. Парресиастам пришлось делать свои заявления о поиске и обретении внутренней правды в рамках создававшихся структур власти. Попытки индивида делать данную практику “про себя” больше не могли совершаться вне создаваемых для этого структур [McGushin 2007: c.221]. Это привело к отделению заботы о себе от производства правды как акта направления индивида на его собственный путь: забота о себе более не сопрягалась с обретением гармонии с самим собой как особенной целостностью, ее концепция оказалась эсхатологически смещена. Спасение себя более не было сфокусировано на помощи в выросте себя индивидуального, оно оказалось в структуре спасения себя внутри паствы, которую ведет к финальной точке ее наставник в соответствии с данным ему его Господом планом. В такой интерпретации, индивид должен был проявлять заботу о себе, чтобы спасти свою чистоты для прохождения в правильную часть загробной жизни, и тем самым вера заместила внутреннюю правду.

Оригинальное значение парресии - “жить в гармонии с собой” - трансформировалось в “жить в гармонии с планом Господа”. Вместо заботы о сохранении своего я, фокус сместился на спасение душ. Это означало, что для преодоления жизненных препятствий индивид более не получал воодушевления от соприкосновения с собственными скрытыми внутренними силами. Он более не нес полную и независимую ответственность за выращивание себя: Бог стал главным арбитром таких решений, а институции - посредниками. Когда людям необходимо найти помощь в преодолении проблем и боли, им предложено обратиться к Богу и найти успокоение у него. Хитрость подобных новых “парресиастов” заключается в том, что приведение к божественному спасению - это процесс аккумуляции в конечной точке всего счастливого и позитивного, тогда как проблемы и жизненная боль выбрасываются за борт той “лодки”, которая должна доставить индивида к финалу [Gowan 1998: с. 83]. Загоняя осознание наличия этих проблем и боли в религиозный, мистический, почти эзотерический периферийный контур эсхатологического плана проживания жизни, индивид вынужден начать отрицать их существование, либо обременять необходимостью их решения других людей. Предлагая ли индивиду пройти акт исповеди, когда он надеется найти утешение и опору в лице священнослужителя, склоняя ли индивида к необходимости вступить в религиозную общину, которая бы растворила душевную печаль, институции тем самым и изымают наличие боли и проблем у индивида, не позволяя ему оставаться с ними 1 на 1. Тем самым, человек отторгается от полноты своего я [Saroglou 2014: 47].

Поиск помощи со стороны институций лишь на поверхностный взгляд кажется благотворным деянием, способным привести к равновесию и комфорту. Скажем, к примеру, если кто либо держит дорогого ему человека на руках умирающим, он получит лишь временное облегчение у священника, который подскажет ему, что дорогой человек будет отправлен в более лучшее место, чем здесь.  Это облегчение не избавит его от неизбежных последствий от смерти близкого: длительной тоски, лишения и боли. Это произойдет потому, что человек столкнется с тяжелым внутренним разрывом, конфликтом между, с одной стороны, идеей, что смерть близкого не должна означать конец необходимости проживать жизнь собственную, и, с другой, что твой близкий уже там, блаженствует, “высвобожден”. На самом деле, людям свойственно желать о гармоничном бытии со своими близкими не где то там, в “лучшем месте”, и когда то потом, а прямо здесь и сейчас, в этом смертном мире - так проявляется их естественное я. Этот пункт и подчеркивает разрыв между истинным я и я, забота о котором насаждается институциями [Kooger 2009: 285]. Подобное отрицание истинного я часто приводит людей к смятению и гневу. Некоторые люди теряют свою веру; другие теряют себя целиком в вере, становясь фанатиками. Это чувство обессиленности и неполноценности может приводить к эмоциональному рубцеванию и даже депрессии. Когда ты оказываешься в таком безвыходном темном месте, ты можешь обратиться к другим в поиске просветления, но часто это подменяется поиском замены в другой институции и дальнейшему отвержению собственных желаний, настоящего внутреннего я [Johnson and Wallwork 1973: 261, Becker 1974: 11-23].

 

ДЕИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ ЗАБОТЫ О СЕБЕ

 

Аменра была сформирована вслед за периодом череды персональных трагедий [Vancamp 2013]. Чувства непроходящей боли и утраты послужили стартовой точкой собрать банду. В момент темноты члены Аменра почувствовали, что институционализированные “смотрители за человеческими я”, несмотря на их заверения, не сумели принести облегчения, оказать помощь на индивидуальном уровне каждого участника. Поверхностное обещание комфорта и успокоения рассыпалось, когда один из членов формации захотел поглубже разобраться с собой в момент его отчаянной борьбы с пустотой. В итоге, Аменра оказалась собрана как альтернативное средство борьбы с отчаянием и болью. Ее подход - в сдирании оков, которыми запечатаны несоответствия в практике заботы о себе институциями, типа Христианской церкви или свободного масонства, распространенных в западных странах. В композиции “Dance of the Dead” (“Танец мертвых”) альбома “Mass I” (“Месса 1”) [Amenra 2003] Колин прямо пускается в личный эскапистский маршрут, который проявит его полную неудовлетворенность от институций. В ней достаточно очевидно показано, что Колин решил идти другим путем, без них: “Я вышел за пределы собственного тела и осознал, что я могу провести себя сквозь эти темнейшие из дней. Я взял себя за свою же руку и повел сквозь всё вот это”.

  В то время, как “Месса 1” может быть опознана как законченная исповедь самому себе, “Месса 2” [Amenra 2005] расширяется до ниспровегающего христианскую религиозную институциональность утверждения. Последние фразы композиции “Prayer 9: Offerande” (“Молитва 9: Жертвоприношение”) звучат: “Теперь / Я твой Бог”. Примечательно, что песня называется молитвой и определяется как “подношение”. Обратное переприсвоение концепции “заботы о себе” из и на основе символов и ритуалов христианства становится очевидным. Вместо молитвы Господу Богу за спасение души, Аменра предлагают людям молиться вместе с ней самим о себе, замещая того Бога. Последний трек “Мессы 2” “Prayer 10: Ritual” (“Молитва 10: Ритуал”) незамедлительно дает понять, что Аменра глубже, чем банальная попытка показать себя новым мессией и стать новым Богом: группа не страдает этим: “Цепи сковали мои сломанные запястья. Но мы можем выбраться из них. Сейчас”. Вместо принятия формы всемогущественного Бога, самопровозглашенный Бог из “Молитвы 9” испытывает боль и неволю. То самое чувство нахождения в ловушке и неутихающей ноющей боли незамедлительно переносится к индивиду, как видно из лирики (“мы можем выбраться из них”). Воспринимаемый слушателем из композиции Бог, совсем не как высшее существо из мифов, равен индивиду и страдает совершенно по-людски от боли и нахождения в цепях. И финиширует альбом с обещанием, что совместная со слушателем попытка сумеет сломать эти оковы наконец.

Получив вдохновение от постижения мысли, что простой индивид сам по себе, а не по воле институции, служит источником правды и освобождения от оков, Месса 3 [Amenra 2005] продолжает разбираться в деталях концепции боли. Альбом открывается с композиции The Pain it is Shapeless“ (“Боль, она аморфна”). Из трека незамедлительно становится понятно, что ощущение душевной боли, что испытали участники банды, не принимало форму распятия или слома в душе, оно вообще было лишено каких либо физических ассоциаций с формой того самого Бога. Никто не может побудить себя к таким чертам боли. По мере ее все более глубокого погружения в концепцию боли, практика духовного самовысвобождения от Аменра на Мессе 3 расширялась. Суффикс к наименованию альбома гласит: “Мы - твоя Бесформенная Боль”. Вместо поставки успокоения и комфорта, Аменра принимает в себя и в слушателя саму боль. Они приветствуют ее, пытаются принимать на себя ее очертания, пытаются распознать ее и осознав, увести ее от религиозного представления - в общем, делают все, чтобы спровоцировать индивида локализовать и его собственную боль, научиться быть с ней на другой плоскости. Этому соответствуют фразы, типа “Я хочу тебя узнать. / Настало время обменять эти слезы на шрамы”, что маркирует ключевую точку в композиции и демонстрирует содержание Аменра на новом этапе работы. Аменра насильно заставляет индивида встретиться и разобраться со своей болью, преодолеть ее. Вместо пестования уныния и пребывания в жалости над собой, человек должен предпринять над собой действие и позволить своим ранам начать затягиваться: “Время! / Сделать твою жизнь дающей результат”. В полной уверенности, что шрамов не избежать: “И. / Никогда не забывай.”. Индивид просто обязан помнить о боли, что он переживал, и шрамы - живые свидетели, что она была, и что ее уже нет, и ты справился.

В песне “Le Fils des Faux”, которая переводится как “дитя обмана”, Аменра непосредственно нацеливается на Иисуса. В конце концов, обращение к Богу за утешением и комфортом - это не более чем добровольный ввод себя в заблуждение. И если это происходит, то в рамках этого обращения настоящий Бог становится богом обмана. Ну, а сын его, Иисус - это сын обмана. Таким образом, Аменра раскрывает свое представление о концепции Бога, который и есть индивид изнутри. Когда Колин говорит: “Прийди. / Я буду любить и направлять. / Тебя”, он помещает группу в позицию отца для индивида.

Это отмечает кардинальную стадию в практике Аменра. Как я и предположил в названии этого эссе, Аменра недвусмысленным образом занимается обратным присвоением фигуры парресиаста и высвобождает свободу его деятельности по заботе о себе из оков соответствия религиозным институтам. Передача “заботы о себе” божественной эсхатологии - не более чем обман себя. Аменра же возвращает заботу о себе обратно индивиду. В своем завершении, композиция “Le Fils des Faux” срывает с Иисуса покровы его божественной природы и предлагает индивиду надеть их на себя: “Ты вырастешь как мой сын. / Ты будешь единственным. / Все взрастет.”. Аменра предлагает индивиду сопровождение, направляя его обратно к правде о себе. В той самой традиции греческих парресиастов они стремятся побудить индивида начать жить в гармонии со всей комплексностью своего я. Эта уверенность в контроле над собой приводит к неоспариваемой возможности вести за собой и других. Ее распространение будет как вирус: “Все поднимутся, все все взрастет”.

Ты был затронут.
Рукой.
Прими свою веру.
Начни.
Свое возвышение.
Надо всем.
Это призыв.
К тебе.

 

И опять, заметно, что лирика изображает индивида соразмерным Иисусу. Аменра призывает не следовать в фарватере пути, а прокладывать сам путь в полном осознании, что он не предложит бегство от внутренней боли, а пройдет по ней как по пространству. Если индивид принимает роль, которую предлагает ему Аменра, это означает, что он должен распознать боль и бороться с ней вместо попыток ее избежать. Именно позволение себе пережить боль приведет индивида к истинному высвобождению и полноте жизни:

Я дал тебе нечто реальное.
Ты думал, что ты этого никогда не почувствуешь.
Я дал тебе нечто настолько реальное.
Рану.
Которая никогда не будет излечена.

 

Проживание жизни, искренней к своему я, делает нахождение пути к побегу в принципе невозможным. Боль может оказаться постоянным спутником жизни, но как предлагает композиция “De Dodenakker” (“Пристанище смерти (или Кладбище)”), если ты сумел найти смелость высвободиться, ты приобретешь и соответствующую силу преодолевать все невзгоды и препятствия. Колин начинает свою песню, спрашивая слушателя, готов ли он пройти его путь вместе с ним: “Когда я достигну твоей земли. / Будешь ли ты за ее пределами?”. Он спрашивает снова и снова, и в момент когда, наконец наступает апогей жизненных неурядиц (например, смерть), он уже не спрашивает, а командует:

Дай нам.
Лампу перед нашими ногами.
Свет перед нашими глазами.
Дай нам смелость.
Жить.
Жизнь мертва изнутри.
Нет никакого конца.
Который мы не достигнем.

 

Когда индивид принимает руководствующую руку Аменра, он берет на свою спину свой собственный вес. Велико пространство боли и мучений впереди, но именно их преодоление подсвечивает тот самый путь, который ведет человека из полной темноты к правдивому существованию. Если индивид находит в себе смелость начать этот путь, то Аменра ставит его на этот путь и будет поддерживать в том, чтобы запущенная вера в себя была всегда достаточной, чтобы не остановиться перед препятствиями снова.

Следующие два трека на этом альбоме имеют дело с сомнением - специфичным незнанием о том, достаточно ли у тебя внутренних сил, чтобы двигаться дальше. В “Terziele” (“Кончина”), персонаж автора текста, Колин, утверждает: “Я не знаю, как жить больше”, и в “Razoreater”(“Поглотитель бритв”) боязнь получить боль продвигается дальше: “Я не склоню колено никогда. / Потому что ножи очень острые.”. Этот страх наполняет и момент: “Где боль стала плотью”. Когда персонаж Колина делает боль принадлежащей себе вновь, он находит внутреннюю силу ее переживать, которой у него не было до этого. Помимо этой силы, индивид получает переживание, что он больше никогда не останется один:

Ищи правду.
И ты найдешь ее.
Держись рядом.
И ты увидишь.
Произноси тишину.
И ты услышишь меня.

 

Аменра более всего будет там, где индивид будет нуждаться в наставлении на путь поиска его внутренней силы. Даже в наидряннейшие из времен, “свет будет возвышаться над твоей тенью сомнения”. Песня оканчивается в переудостоверивании в том, что Аменра как Бог, как наставник - не высшее существо, оно сделано из одной с индивидом крови. Достаточно литературны следующие строки: “Ты всегда будешь частью меня. / Сердцем меня.” Трек “Aorte. Nous sommes dus meme sang” переводится как “Аорта. Мы - одной крови”. Через принятие наставления от Аменра, индивид получает инициацию во вхождение в братство Церкви Ра.

В данном акте Аменра переприсваевает уже не христианские традиции, а масонские. Да, вместо наставления индивида на путь к свету Господа, Аменра настраивает на индивидуальный путь к свету собственному. Более того, Аменра не вовлекает индивида в практику спускания “сверху вниз”. Группа настаивает, что они - той же крови, что и их последователи, и отношения между Аменра и индивидом - целостно обоюдные. Если Аменра - гид для индивида, то и индивид - гид для Аменра:

Ты всходишь, чтобы сиять.
И я входил в тебя.
Ты выстраиваешь свой путь. 
И я верил в тебя.
Затем ушел.
И я держался на тебе.

 

Когда индивид принимает ответственность за свою собственную судьбу и когда возносится для того, чтобы начать делать шаг по этому пути, Аменра вступает в его я. И обе части равны в пределах этого братства. Аменра и индивид держатся друг на друге, каждый ищет путь к себе и ведет его. Тем самым, образовав братство и высвободив парресию из оков институций, Месса 5 упорядочивает практику Аменра как законченную и делает ее наследие как базу для соответствующего образа жизни. В апокалиптической атмосфере трека “Deadborn and Buried” (“Мертворожденный и погребенный”), Колин заявляет:

Помни нас
И ты останешься
Мы все пришли
И преодолели

 

Помни о братстве, и ты найдешь силу преодолевать все препятствия. Но это непросто, как трек “Boden” подчеркивает отдельно. В нем индивид несет в себе “страх” и “сожаление”. Даже под наставничеством гида ему по-прежнему необходимо значительное количество внутренней собранности и решительности на поддержку процесса “заботы о себе”: “Я призову. / И все братья в мире меня услышат / Но боль останется той же”. Братство может дать индивиду что либо для поддержания, но оно не обещает лекарство от боли. Никто не способен снизить боль, только сам индивид через работу по борьбе с ней может ее в себе преодолеть. И это совсем нелегкий процесс, как показывает Колин в другом треке “A Mon Ame” (“Моя душа”). Несмотря на все, что он уже испытал, он все еще испытывает великое чувство вины: “Вина. Обрушься на меня”. Принятие наставнической руки от братства не гарантирует легкой прогулки. Все индивиды, вставшие на путь, будут по прежнему испытывать и боль, и вину, и тяжесть, так как их нельзя отторгнуть из души, не уничтожив душу.  Индивид должен нести свою ношу и учиться совладать с ее размером по плечу. Ну, и желательно, чтобы из творчества Аменра он вынес одну ключевую мысль: жизнь состоит из непрекращающейся борьбы. Для преодоления своих шагов, необходимо обладать источником должной силы - и эта мера должности берется из трудных шагов по ницшеанскому само-культивированию, само-преодолению и само-прощению.

Аменра вносит некий контраст к этому тусклому прогнозу треком на Мессе 5 “Nowena I 9.10”. Несмотря на темные времена, индивид должен всегда находить свет на горизонте:

Темные часы, кажется, будут еще долго
Они будто вечность
Но за ними будет новый рассвет
Новена горит для моих братьев в ночи

 

Подобная забота о себе - это борьба, занимающая всю жизнь. Иногда она может ощущаться так, будто нет никакого конца в темном туннеле, но ты должен держаться. Ты должен прожить эту жизнь стоически как парресиаст, не давая себе угаснуть. Неважно насколько тяжелым это может показаться, рассвет всегда наступит. Если у тебя трудные времена, обратись к парням из Аменра. Обратись к братству. Ты всегда найдешь луч свечи новены, которая свяжет тебя с твоими братьями и высветит основание твоего пути.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Я разъяснил выше, что практика группы Аменра имеет глубокое основание, которое имеет мало общего с популярной ныне постмодернистской интертекстуальностью. На поверку, она представляет собой полный антипод все этой “игривости”, “иронии” и прочему в применении религиозных или обрядовых элементов. Идеалы Аменра достаточно искренне ведут индивида к нахождению им своей правды на пути к самоконтролю и духовному самосовершенствованию. Как следствие, Аменра берет на себя право изъятия техники парресии из оков институционального использования, в которые их заключили христианская доктрина и свободное масонство. Кто то даже может назвать это восстанием, и будет прав.  Для того, чтобы лучше деинституционализировать и высвободить “заботу о себе”, Аменра работает в направлении переозначивания различных символов и нарративов из соответствующих эсхатологически-ориентированных культур. Они выводят из заблуждения людей, привыкших использовать их в рамках трансцендентальной традиции. Музыка Аменра может показаться на поверхности мрачной, но на глубинном уровне она излучает только добро и красоту. Схожая с поэмой поэта Китса (она открывала это эссе), практика Аменра дает новые силы философии Древней Греции. Подобно урне Китса, красота музыки Аменра - истинна, а ее истина - красива. Вот и все.

 

Майк Кеирсбилк

Интервью с Колином Ван Ээкхаутом

 

Племенное и ритуал

 

Ритуал и племенное - понятия наивысшего значения для Аменра. Каждый, кто знает банду, будет признавать это. Плотская чувственность - или недостаток ее - очевидным образом перемешались в эстетике группы. Подумайте лишь о том черепе, что был представлен на обложке переиздания Мессы 1. А тот очень ясный пример телесного, плотского, что был явлен Колином в момент кульминации концерта в театре Кортрейка 23 октября? В обстановке полной неподвижности крючья с подвешенным на них Колином поднимали его все выше, в то время, как банда перед ним отыгрывала достаточный энергетически заряженный риф. Этот образ, оставивший у аудитории слепок в голове, который не будет забыт ею так просто, не является ни трюком, ни дешевым способом завоевать аудиторию. Как и со всем, что банда делает в принципе, этот графический образ был ярким отображением всего глубинного, что заложено в ее практике.

Колин: “С самого раннего детства я был очень заинтересован в группе людей, которые практиковали модификации своего тела. Синдикат Искателей Правды Кор ван Лиера научил меня важности ритуалов. Я был немного потерян, конечно, в связи с потерей своего отца, и нуждался в нахождении моей собственной правды. Группировка вокруг фигуры ван Лиера была в каком то роде подобием Современных Первобытных людей: люди собирались чтобы проводить обряды. Подвешивание на крючьях было важной стороной этого. На самом деле, это была группа, заинтересованная в изучении и восстановлении древних ритуалов шаманов и факиров. Было даже несколько книг о них, но то были времена, когда интернет еще не стал распространенной обыденностью, так что тогда не было столь легко узнать об практиках Современных Первобытных подробнее. Синдикат Искателей Правды дал мне возможность пережить это, вместо только лишь чтения о них. Я участвовал в одном из их собраний в лесах Венло, Нидерланды. Атмосфера была очень необычной. Люди, встретившиеся там, были другу другу незнакомцы, но при этом у них у всех была общая цель. Там реально было ощущение единства, как если бы мы и взаправду состояли в одном братстве.

Это была не просто очередная неформальная тусовка, напротив, встреча оказалась достаточно интенсивной и основательной. От всех участников требовалось сесть на сознательную диету. Эта диета состояла в плавном снижении потребления табака и алкоголя - все чтобы достичь состояния чистоты. Ну, а я изначально пришел туда из сцены стрейт эйджа, так что мне это зашло сразу. Синдикат Искателей Правды полностью резонировал с тем, как я и так вел свою жизнь. Связь между этой группой и собой была очень естественная. Во время моего пребывания в лесах Венло я испытал практику подвешивания на крючьях в первый раз. Я до этого читал о том, что она вызывает высшую форму осознанности и выходит за пределы опыта телесности. И я нуждался в этом. Оглядываясь назад, Я рационализировал это как поиск своего рода последнего шанса. Выйдя за пределы телесного опыта, я надеялся получить прямую связь с моим умершим отцом, на том или ином уровне.

Тот момент был для меня вопросом жизни и смерти. Когда я висел на тех крючьях, это было своего рода самопожертвование, я испытывал чувство безграничного спокойствия. В возрасте 20-21 это было действительно как самый настоящий переходный обряд. Он отметил мой переход во взрослую жизнь после смерти моего папы. Я почувствовал очищение и готовность к следующему этапу в своей жизни. Обрядовость и братственность действительно очень сильно повлияли на меня. Мэтью присоединился ко мне во время второй встречи Синдикаты Искателей Правды, и ему также снесло голову от того, что мы испытывали там. Ну, и таким вот образом, ритуальность, обрядовость и братственность и стали составными частями того, что есть Аменра сегодня. Мы всерьез пытались достичь получения тех эффектов во время наших выступлений на сцене: духовное очищение меланхолии.

Мы использовали трайбалистские и ритуальные элементы как неявно, так и напрямую: с целью достичь вынужденного трансом катарсиса. Но при этом, однако, и не было такой жесткой интенции, что именно подвешивание на крючьях должно было составлять какую то важную часть наших шоу. Почему это получилось было связано с тем, что было тогда у меня глубоко личным. У меня было намерение сохранять это закрытым от других, но в конце концов, я нашел, что открытие этого на публику могло иметь смысл. В тот момент у меня и моей девушки были очень сложные отношения. Все участники Аменра запланировали стать отцами в одно и то же время. А я с моей девушкой вечно терпел неудачи. В то же время мы узнал, что у нас проблемы с фертильностью, что означало, что нам будет трудно завести детей, даже при прохождении экстракорпорального оплодотворения и других процедур. Это угнетало меня.

Тогда то мы и сделали Afterlife (“После жизни” - первый акустический альбом Аменра от 2011). Альбом должен был предложить состояние комфорта, передающееся от отца к сыну. Запись в итоге получила двойное назначение. С одной стороны, она была документом, как я мечтал, чтобы мой собственный отец покинул меня, с другой, я хотел попрощаться со своими нерожденными детьми. Даже если я и не мог иметь детей, мне, тем не менее, хотелось увековечить приятные слова для своих друзей. Все вместе мы оставили завещание для своих детей, тем самым, мы будем продолжать обращаться к ним, даже если мы уже уйдем. Именно поэтому мы сделали поднятие креста на сцене в Кортрейке после всего. Это было мое высшее обращение. Это было символическое самопожертвование в обмен на усиление моей удачи. Совершая тот ритуал, я выкричался как никогда. Тем самым хотелось показать, насколько я серьезен. Это было очень наполненным смыслом для меня, и не только как способ направления некоторых вещей, но и гармонизации моей собственной правды с ними. К счастью, моя молитва была услышана и сегодня я отец двоих сыновей. Документы, свидетельствующие о 23 октября, четко подчеркивают сложный период, через который мы все прошли в то время.

Тот концерт был срежиссирован как целое шоу, это точно. В первой части мы видели рождение и возрождение женщины; во второй части мы должны были разглядеть образование пары и своего рода танца ее фертильности; в третьей части, зло и разрушение брака. В части 4 я ясным образом ищу спасения через распятие в виде повисания на крючьях. То была очень четкая линия, что мы все делали в то время. Но при этом это было и очень персональным для меня. Для меня - понятно, а вот для зрителя - могло быть не совсем.

Но это в действительности и не нуждается быть очевидным до конца. Внутреннее воображение, подстегиваемое звуком и визуальными эффектами создает невыразимую по иному картину взаимодействия между аудиторией и нами. Мы хотели отвлечь людей от их повседневной рутины на мгновение, и увести их в момент абсолютного единения друг с другом. Мы не только хотели связать аудиторию с нами, но и связать самих себя с аудиторией, дабы между нами прозвучало универсальное послание сил. Для меня это объясняет то самое близкое взаимодействие с аудиторией, которые мы обычно имеем. Люди чувствуют, что мы не пытаемся использовать трюки; мы ничего не подделываем и не подменяем. Вещи, ради которых люди приходят на концерт увидеть и послушать нас, действительно реальны и искренни. Как результат, аудитория может легко прочувствовать на себе, что мы пытаемся сказать без вовлечения реального оффлайного взаимодействия. Таким образом, в этом плане мы на сцене - не сколько ради ублажения аудитории, а сами для себя. Это то, что Аменра делает со всеми нами - то, что имеет значение. И именно по причине этой аутентичности для нас самих, она воздействует и на окружающих. Люди узнают часть себя самих в Аменра, даже и без обязательного посвящения за кулисы нашей практики. Это может создавать значение и правдивый смысл в очень особенных терминах и в очень своеобразном контексте. И все потому, что тебе никто не может указать, никто не может за тебя решит, как именно тебе следует проживать свою собственную жизнь.

И в этом направлении Аменра также предлагает альтернативу для таких религиозных институций как Церковь. Эти авторитарные организации диктуют человеку как следует проживать свою жизнь. Но мы, правда, осознаем, что эти организации в принципе способны оказать человеку поддержку в его трудные времена. Много красивых образов и мыслей в религии. Много источников силы и вдохновения может быть почерпнуто оттуда. Развивая себя как альтернативу религии, мы изолируем эти элементы и даем их людям использовать так, как каждый может их проинтерпретировать и найти в них момент собственной правды.

 

Братство

 

Еще один краеугольный камень в основании Аменра - идея братства. В составе формации “Церковь РА” (содружество музыкальных коллективов и творцов, собравшихся по следам возникновения Аменра, разделяющие ту же этику, эстетику и часто взаимодополняющие друг друга на выступлениях) находит свое место не только сама группа, но и ее аудитория. Ясным доказательством этому служит девиз на официальном мерчендайзе банды: “Amicitia Fortior”. C одной стороны, это отсылка к масонской ложе города Кортрейк, с другой стороны, когда это прочитывается в контексте философии самой группы, то значение фразы усиливается: “Сильнее через Дружбу”. Это чувство близости и единства душ - настоящий лейтмотив всего, что Аменра делает.

 

Колин:  Через Аменра мы утверждаем очень четкую идею:  мы - братья. Для начала нужно отнестись к ней предельно дословно : быть не в одиночку - это и про реальные моменты физического единения, когда мы находимся друг с другом плотно во время концертов и туров, но в куда большем объеме - про связь наших отношений вне активной деятельности группы. На концертах же кроется просто какая сверхконцентрированная атмосфера единомыслия. Мы привлекаем достаточно много людей, обладающих схожим настроем духа и мысли, и у нас с ними - общая цель. Даже если возникновение этой цели - и довольно личное дело одного из нас, ну, ты понял, что я имею в виду про себя. В общем, я говорю про постоянное ощущение дружественности. Братства. В этом отношении для меня стало удивлением обнаружить, как много парочек образовалось во время шоу Аменра. Но и другие виды отношений были порождены. В частности, творческие: Аменра сводит вместе целые сети профессиональных создателей творческого контента, даже тех, кто в принципе никогда о группе и не слышал - и они создают какие то новые потрясающие вещи, развивают собственные проекты.

Это, образно представляя - как будто если посетители концертов Аменра взяли бы и в едином порыве выбросили свои руки в рок-приветствии и двинулись единой массой куда то вперед. Я не люблю слово “фан” поэтому, в этом плане. Оно выглядит несколько уничижительным по отношению к людям, кто приходит на наши концерты или покупает альбомы. “Быть фаном” накладывает определенное количество идолопоклонничества, чрезмерного преклонения и организует жесткую иерархическую “сверху-вниз” связь. Но мы рассматриваем посетителей наших шоу как равных, как носителей творческой силы воплощения собственных я.  Мы можем свидетельствовать, насколько велики общее доверие и обоюдность признания между нами. Кроме того, мы не расцениваем себя как идолов. Мы - такие же обычные люди, как и наши посетители. Мы - банда друзей, кто хочет делать что то продуктивное вместе. Мифический аспект существования нашей группы кажется привлекательным, но в реальности он не может уходить далеко от главного - нашего единства в этом бренном мире здесь и сейчас. Темный мир, с которым мы постоянно имеем дело в нашей музыке, также действительно существует, но он - внутри глубоких подземелий в наших головах. Аменра имеет друзей и семью. И мы реально живем как многие другие люди. Мы не смотрим на наших фанов как на фанов, а как на равных, как на узлы одной большой одноранговой сети. У каждого из нас может случаться плохой день порой, но в конце же этого дня мы встаем, встряхиваем и выкидываем этот мусор из своей жизни. Большинству людей свойственно разделять это. Люди чувствуют сопричастность к этому, и вот почему многие вещи мы изначально создаем с ними вместе. Каждый слушатель, я имею в виду реально каждого, на кого распространяется влияние Аменра, как часть цепи вкладывается в это и играет свою роль в братстве. В Аменра мы строим жесткую стену из образов и звука. Люди, которым не интересны эти два элемента, просто изначально не включаются в нашу сеть. Нужно совершить над собой работу, чтобы понять наш материал. Они должны прорваться сквозь возведенную нами стену. А затем - только лишь неистовое вознаграждение. В общем, я хочу еще раз сказать, что наши слушатели очень сильно отличаются от того, что принято считать среднестатистическим “фаном” групп. Наши люди должны вложиться, отработать по полной своими эмоциями, чтобы пройти сквозь стену, но в конце после этого они и получают по настоящему свое вознаграждение за это. Оно будет для них духовным и интеллектуальным, очень личным и своим. Приобретение этого - и есть вступление в наше братство. Как результат, люди часто выражают нам свою признательность за наше существование. Ну и мы, в свою очередь, также всегда очень благодарны слушателям. Каждый из нас реально относится друг к другу с уважением, и это позволяет становиться выше, расти обеим сторонам.

Зная о таких сильных связях, об их положительном эффекте, на своем собственном опыте, мы сознательно низвергаем все организованные формы религии. Аменра как бы одалживает в пользование символы тех или иных религиозных систем. В них они обеспечивают наличие силы, могущества утешения, то, что дает источник чувству единения. Мы старательно профанируем их применение. Все дело в том, что, когда ты знаешь, что истинная сила единения - внутри нас самих, думать о спасении, которое должно быть где то свыше - несерьезно. Нет никакой веры в то, что какая то волшебная сила завезет к нам это самое спасение. Если ты хочешь найти спасение души, ты должен искать его в вере в себя, и оно там найдется. Братство же может помочь с этим поиском, так как ты можешь быстрее найти вещи в себе, с которыми борешься, если посмотришь на то же в других подобных ищущих. Ты можешь бороться с чем то внутри также, как кто-то другой уже сквозь это прошел, и он тебе поможет, станет проводником. Если он смог, то и ты сможешь потом помочь другому. И в этом плане нам важно продолжать идти, так как мы хотим дойти до тех, кто еще не пришел к нам”.

 

Надежда

 

Банда Аменра - больше чем сумма самой группы и ее “последователей”. Аменра стремится быть больше, чем стандартная музыкальная группа и ее “целевые аудитории”. Для людей, далеких до ее эстетики, это может показаться неочевидным, но Аменра, несмотря на свою тяжесть, сильно стремится донести свое понимание вещей намного большему числу людей. Братство может обеспечивать тебя поддержкой и в самые трудные времена: иногда тебе просто необходимо, чтобы пришли руки и выдернули тебя из мира твоего персонального отчаяния немедленно, когда ты уже сам не в состоянии. Несмотря на всю свою мрачность, Аменра в сердцевине своей несет луч света и надежды, рассекающий эту мглу изнутри.

 

Колин: Это действительно - суть того, что мы делаем. Несмотря на преобладание тематик сырости, беспросветности, мрака, в основе наших устоев - вера в жизнь и добро. То, что мы делаем, может показаться грубым и уродливым, но это лишь на поверхности, а внутри переливается, сияя, вся красота человечества и жизни как таковой. У нас постоянно включена вера в надежду. Даже если ты и не можешь найти ее прямо здесь и сейчас, продолжай искать, потому что она где то там. Конечно, это напрямую связано с идеей братства. В конце концов, оно напрямую связано с верой в надежду и спаянность. Ты не один и тебе не обязательно держаться изо всех сил как последняя баррикада. Так и продолжается в Аменра воспевание жизни через смерть и потери. Да, несчастье может с легкостью прибить вас к полу, если оно случится в жизни. Если ты попробуешь его отрицать, чувство тревоги будет сводить с ума бесконечно. А музыка Аменра - то средство, когда ты можешь найти эмоциональную обстановку, способную дать тебе силы это пережить. Она не позволит загонять тебе твое бегство от боли, она даст канал пройти ее, обрести облегчение, не сломаться.

Иногда люди обвиняют нас в том, что мы слишком меланхоличны, призывают нас устроить “немного веселья”. Но ведь эти люди не проводят свое время все время в веселии, не так ли? Почему нам следует хотеть делать это? Для нас депрессия - это право. Постоянно счастливы лишь нездоровые люди. Наоборот, поскольку мы имеем дело с душевным излечением, большая часть нашей работы проходит в пространстве более обыденных для человека состояний, то есть таких, какие не совсем приятны. К каждому приходит рано или поздно его индивидуальное несчастье. Каждый хочет разделить переживание его с другими. Но не у каждого выходит. С помощью нашей музыки ты можешь освободить бочку своей боли и печали, и вместо этого наполнить ее счастьем.

И то что мы делаем действительно важно, не только для нас самих. Общаясь с людьми я часто слышу признания, что они находятся в сложном моменте их жизней; и что они не видят выхода из него. Ну, и когда нет выхода, а тебе постоянно говорят, что все ок, все будет хорошо, веселись, ты не можешь реально ощутить душевный комфорт. Наоборот, это вызывает лишь еще большую подавленность и фрустрацию. С нашей музыкой ты позволишь себе пройти по лестнице отчаяния вниз и пробраться к корням своего отношения к нему, что позволит тебе увидеть путь наверх. Вот почему наша музыка настолько толкучая, побуждающая, не дает тебе остаться на месте, заставляет идти туда, куда неприятно. Мы хотим и можем быть тебе проводником. Мы сами ходили по этим путям. Я часто слышу, что люди, с помощью нас спустившиеся вниз до конца, потом наконец находили силы подняться на поверхность, хотя в начале пути у них не было сил ни на то, ни на другое. И поверьте, нам очень важно, когда такое происходит. Ведь не секрет, что банда может и закончиться когда-нибудь, и когда такое случится, каждый из нас посмотрит назад и скажет: мы принимаем эти моменты с гордостью. Мы все сделали правильно и хорошо. Все мы”.

Это приводит нас к последнему пункту нашей с Колином беседы: нахождение цели. Как уже было отмечено, Аменра работает на прямом обращении с религией. Религиозные символы одалживаются, деконструируются и перерабатываются для встраивания в их собственный нарратив. Но делается это в столь глубокой и основательной манере! Есть один существенный элемент, который глубоко укоренен в практике Аменра. Колин, смерть твоего отца была важным катализатором для старта Аменра. Видимо, как то с этим связан этот явный фокус на веру в наличие надежды, поддерживаемую в среде своих братьев, и он идет из религиозных практик. Но при этом существует и важное отличие: Аменра никогда не предписывает слушателю, что ему считать наполненным смыслом, а что - нет. Называйте это мистической стороной группы, но они почти манифестационно сопротивляются закрепощению в какую либо затвердевшую форму и использованию одних и тех же интерпретаций. В частности, история с концертом 23 октября - тому подтверждение.

 

Колин: И правда. Вопрос о значении, о цели - центральный пункт. Он заложен в большой схеме построения вселенной Аменра: индивид ищет правду. В Аменра мы пытались делать вещи открыто и честно дабы показать кому то, что и он может делать также. Если что-то для тебя по-настоящему важно, это обязательно найдет свое отражение и в том, что может оказаться настолько же важным кому-то другому. И это именно то, что мы пытаемся разделить со всеми, выступая на сцене. Если что то сильно повлияло на меня или на кого то еще в банде, это обязательно найдет выхлоп и на ком либо еще. Несмотря на то, что проповедуем веру в себя, что хотим быть там для всех и для каждого в коллективе, мы также хотим применять уединение этого момента как более осмысленном, так и в более абстрактном ключе. Мы надеялись связать себя с индивидом так, как если бы банда была зеркалом, в котором индивид видел свое изображение во всех возможных измерениях: визуальном, слуховом и даже поэтическом. Мы пытаемся обратиться к каждому, но в индивидуальном измерении для каждого из. Каждый может увидеть и распознать себя в зеркале Аменра, но облик этот будет отличен, уникален для всех и для каждого. Мы пытаемся обратиться к каждому слушателю так, чтобы в итоге он обрел самоуважение, самопризнание. С этой перспективы наша музыка может быть названа оружием, которым можно вооружить свое я против всего мира и сохраниться.

Я уверен, что каждому необходимо такое вооружение время от времени. В конце концов, в жизни тебе часто приходится оставлять вещи, оставлять которые ты еще не готов. Для меня это оказалось интересным и содержательным направлением. Но по большому счету, вопрос тут только один - где искать свою правду в жизни. В этом отношении тематики боли и пожертвования, к которым мы часто обращаемся, это особая конструкция, при помощи которой мы препарируем наши собственные жизни и какие то важные смыслы, что в ходе них случаются, и ищем из этого курс на обретение правды. Жизненные трудности могут принимать различные формы для каждого из нас, но отметки о них едины для каждого.

Ну, и для окончания, ты можешь пытаться нести только добро настолько, насколько в твоих силах, ты можешь раствориться и быть благом для каждого. Но ведь, конечно, так не бывает. Я знаю. Никто не свят, и человеческие ошибки допускаются всеми. Но само по себе настроение делать добро - уже стоит дорого. И я думаю, что это самая важная вещь. Даже если это уже не связано с музыкой как формой, а так, в обычной жизни. Раздавай аванс людям, плати наперед, и отношения с ними окупятся вдвойне. Уважай нас, и мы будем уважать тебя. Если между нами не может быть никакого уважения, то и желания знать друг друга также никогда не возникнет. А это просто бесполезно. Так что зацикливание на плохих, негативных вещах никуда не ведет. Люди помнят о тебе по тому, какие добрые дела ты для них сделал. Лет в 50 ты взглянешь на то, кем ты стал, какие вещи сделал, и ты будешь пытаться вспоминать об этом, прежде всего, сначала в позитивном ключе. Так и у других. Поэтому вся эта мотивация настолько важна для группы. Мы хотим оставить достойное наследие; что-то, что переживет нас самих и что будет вспоминаться в хорошем ключе”.

 

Источники 

 

 

Выходные данные издания